"А впереди — большевики,

гвардейцы Ильича".

Поэт

Какую музыку изучал музыковед Ландсбергис? Не знаю, но догадываюсь: музыку революции. Дружный оркестр исполняет эту музыку нынче. Звучит кантата-оратория "Большевизм" — на стихи Ленина под управлением стоящих за пультом Евросистемы дириже­ров. Исполнители — как и прежде, — представители правящего слоя. Тогда были дворяне, предавшие государя, нынче — бывшие бонзы КПСС, уже более вульгарно, в соответствии с духом времени, прода­ющие Россию, государственные преступники, трубадуры измены.

По подсчётам Русского Трибунала, филиала подпольной органи­зации "Катакомбная Россия", созданной ещё в декабре 1918 года, оркестр этот (не подозревающий, что исполняемая им кантата-орато­рия незаметно переходит в похоронный марш по его же личному составу) состоит всего лишь из полутора тысяч "человек", которые скурпулёзно зафиксированы, включая состав их преступлений.

Какие-то писучие дядьки в бородах и джинсах времен так называ­емой "оттепели" предлагали учудить "суд над Сталиным", да при­умолкли, уразумев вовремя, к чему приведет такой суд. Останутся и без штанов, и без бород. Они были по-своему правы, когда приумолкли. Ведь судить его они собирались по сути за отступление от большевизма, а становиться в позу открытых защитников его на виду у всего народа им не захотелось.

Так что же такое большевизм? Оценивать его сегодня следует только с русской точки зрения. И вот почему.

Большевизм — это инструмент Запада для уничтожения России и русского народа. Разными способами в разное время. Главные его меты: ликвидация законной власти, инициативы и свободы творчест­ва, целостности страны, создание чувства неполноценности в народе, уничтожение среды обитания, обороноспособности в самом широком смысле слова, наконец, прямое истребление русского населения.

А теперь — подробнее. Ликвидация законной власти произошла в 1917-м. С помощью предателей, в числе которых — верхушка тогдашнего военно-административного слоя. Генерал Алексеев изоли ровал Царя. Создание им белой армии было делом гиблым и в извест­ной мере провокационным: без лозунга о восстановлении монархии "белое дело" было обречено, что прекрасно понимали на Западу, потому и поддерживали поначалу, чтобы русской кровушки проли­лось как можно боле. То, что Алексеев был расстрелян, а Корнилов, бахвалившийся подлейшим арестом Государыни, погиб, дела не меня­ет, — отработанный материал всегда отбрасывался на свалку, как будет отброшен и нынешний, пока "дорабатывающий" своё. Шуль­гин от имени Думы настоял на отречении, за что и был проведён по "трём столицам", а затем до конца жизни использован в качестве примера официального советского гуманизма. "Дворцовый перево­рот" февраля 1917-го был делом узкой группы лиц. Им не замедлили воспользоваться ярые враги России вроде Ленина. Но Горбачев даже хуже Ленина. Его измена более масштабна, в соответствии с новыми масштабами политической деятельности мирового правительства. Он сохранил власть клана, пошатнувшуюся при Сталине. Каналы управ­ления Россией с Запада были "прочищены". Зловещий флёр пар­ламентаризма скрыл от народа единственную спасительную форму власти: самодержавие. Эту тайну не только знают, но и используют как крупнейшие финансисты, так и крупнейшие политики мира (тех и других мы не видим на экранах "ящиков для идиотов"). Только пожизненное, только наследственное и есть самое стабильное и на­дежное. Лихорадка идеологических баталий и непрерывных выбо­ров — что блестки для дикаря. Идея монархии, как слиток чистого золота, упрятан в бронированные подземелья советско-зарубежной идеологии всемирного масонства. Избрание на пост президента Рос­сии человека, повинного в уничтожении последней памяти о русском царе — есть акт ритуальный и вместе с тем глумливый, и организато­ры его это превосходно знают и рассчитали.

Общество, приведённое в состояние помешательства, оказалось неспособным различить примитивный фортель власти беззакония. Угодный Западу клан для того, чтобы сохранить свою власть, с 1985 года разделился на "красных" и "сине-бело-красных". Одуревшие от горестей и отсутствия национального образования люди привыкли к большевизму и мыслили в пределах большевизмом же созданных стереотипов-галлюцинаций. От обозначенного врага они бросились к обозначенному (кем?) "другу" — "левым". В обществе, как в корыте гальванометра, начались "процессы" массового перехода с одной пластины на другую, точно такую же. Разбойное кодло могло довольно потирать руки: и там и там — "свои". Правдолюбивые, но наивные люди "справа" сетовали: как так, перевертыши, вы предали

«Прощай, век!», стр.137

социалистические (западные — Авт.) идеалы и перекинулись к Запа­ду? Такие же люди "справа" ликовали: ага. рушится коммунистичес­кий концлагерь (построенный по западному плану) — Запад повора­чивается к нам лицом!

Таким образом, и волки оказались сыты, и овцы поедались исправно, и вообще — "Ельцин — это Ленин сегодня!" Уже и экс­курсии платные по Екатеринбургу начались. Бред? Бред. Но если подумать. А думать — некогда. На носу — выборы (или референдум, или очередная гражданская). Формула беззакония варьируется лишь внешне. Внутренне она остается неизменной: не допускать восстанов­ления законной власти в России: восстановления того, что пожизнен­но и наследуется.

Гвалт над страной: хозяина не хватает! Наивные депутаты правед­но "пробивают" землю для мужика. Все правильно: не хватает. Но не только в масштабах фермерских соток, и даже не столько. И даже бесполезны сотки и гектары, переданные в частные руки, если в частные руки не передана страна, — не восстановлена националь­ная власть, действующая в русских национальных- интересах без посредничества большевиков Ландсбергиса или Гамсахурдии.

В чем трагедия Жириновского (если сам Жириновский — не фарс, устроенный для дискредитации выстраданных русским наци­онально-освободительным движением идей)? В отсутствии легитимности и его притязаний на власть. Его вины здесь нет. Это объектив­ный факт. Смутное время будет продолжаться до тех пор, пока в России не будет восстановлено самодержавие в той или иной форме, или до тех пор, когда по городам Европы не поведут послед­него русского, изувеченного в последней гражданской войне в ис­тории России.

Самодержец примет присягу армии, всех вероисповеданий, всех губерний на пространстве 22,4 миллиона квадратных километров. Он будет торжественно коронован в Успенском соборе, который никогда не превратится в музей. Но въехать в Кремль он не сможет до того, как на башнях не перестанут царить зловещие пентаграммы, до того, как Красная площадь не перестанет выполнять функции кладбища... Но это уже частности, судить о которых — дело Земского Собора.

О лишении инициативы и свободы для творчества много говорить нет необходимости: монстры Совминов и Госкомов, легионы агрес­сивных посредников, жестко контролируемая система распределения товаров и сырья, нищенские зарплаты народных умельцев, полное вытеснение русского духа из газетно-журнального дела, раздавленное инофирмами (посредством разного рода отечественных полицаев) изобретательство, — все это очевидно. Относительно новыми явления­ми стали два. Первое: сознательное сужение сферы автономной деятельности русских людей. Здесь и фермерские сотки, и реальный статус частного производителя. Права криминальных отечественных предпринимателей и западных фирм в действительности значительно опережают права русских нормальных людей. Большевики-интерна­ционалисты, пусть и формально вышедшие из партии, продолжают распоряжаться богатствами нашей земли и плодами нашего труда. И второе: выход на арену доллара, lio всей его искусственной надутости и на фоне искусственно изувеченного рубля. Когда официальный представитель Ирака доверительно сообщает, что и после кровавых бомбардировок страны западными "миротворцами" уровень жизни простых иракцев на порядок выше, чем наш, я прекрасно понимаю, что это не только благодаря режиму личной власти, но из-за кромешного грабежа России. Всё благополучие Запада построено на этом грабеже. Если же учесть, что по количеству затраченного труда наш средний труженик стоит на первом месте в мире, а 1000 долларов для него (мизерная, по западным масштабам, зарплата) кажутся состоянием, то можно представить себе эффективность этого грабежа.

Как нам встроиться в мировую экономику? — вопрошают себя заспанные лица типа Явлинского с его командой; дядьки-депутаты и экономисты колотят друг друга по голове очередными перестроечными планами; президент издает глубокомысленные указы-обманки, и все озабочены грядущим голодом. Шестую часть земли пытаются запугать автаркией! Мы, де, не натуральное хозяйство, хотя и союз сотни суверенных государств... Да мы сами — мировая экономика! Пусть в нас попытаются встраиваться. Мы можем жить так, будто Западной Европы и США вообще не существует. Уж лучше так, чем быть "шестеркой" при "семерке". Уж лучше Север-Юг, чем Вос­ток-Запад. Уж лучше провести газ в русские деревни, чем гнать его тем, кто НАС хочет "встроить". А когда коптилки задымят над цивилизованной Европой, когда ругань сменится царапаньем в Рус­ские Ворота, когда наш лес и зерно, наши меха и железо, наша рыба и нефть, наш труд перестанут "вливаться" в европейские копилки, мы и посмотрим, что нам экспортировать: оставшихся не у дел президентов или отходы от ядерных реакторов. Можно, правда, предложить еще отпечаток стопы Ельцина и ноты Ландсбергиса, — но это уже на аукцион Сотби и после возврата награбленных с 1917 года русских ценностей с соответствующими процентами. Плюс еще компенсации за разор Антантой, за спасение Франции в первую мировую, за ущерб, нанесенный кабальными договорами последних

«Прощай, век!», стр.139

десятилетий — экономическими и политическими . В крайнем случае на экспорт будут посланы наши ракеты. С соответствующей скоро­стью доставки. Но — только как ответная мера на неизбежные цивилизаторские выходки собратьев наших отечественных "камен­щиков".

Членение России — также относится к родовым метам боль­шевизма, начиная с его допотопного масонского прошлого. В будущей России всякий, кто станет вести пропаганду сепаратизма, будет выведен на чистую воду Гольфстрима к северу от наших северных берегов. Статус иностранца, соответствующим образом обозначенный (гость — и всё) может быть предоставлен и особо недовольным дома. Это не рано сделать и сейчас: зачем ненавидящему "эту страну" право голоса? Зачем ему, к примеру, платить ненавистными рублями, когда он сможет получить удовольствие от шелеста милых сердцу конвертируемых дензнаков, коими будет платить за всё. Правда, золотых рублей он получать не сможет, даже находясь на русской службе — это удел только русских подданных...

Но если вернуться к дню нынешнему, то большевистское дробле­ние страны становится еще более очевидным . Гнусность националь­ного деления демонстративно не замечается ни Западом, ни Кремлем со звездами на башнях. Целые легионы национал-паразитов пополня­ют ряды большевиков, проклиная большевизм на словах. Как и во время оно, повыползали и латышские стрелки, и украинские само­стийники, и прочее, что тогда даже не выползало по причине... да она известна. Какие "буржуазные республики", господа прибалты? Ка­кие таможни? Семеро несчастных, убитых между так называемой Литовской республикой и Белой Россией, — на совести правительст­ва национал-предательства. Кем бы не оказались их конкретные убийцы. И, скорбя о гибели литовских парней, хочется пожелать подставившим их политиканам всего самого наихудшего. Когда гово­рят "Россия для русских" — это вовсе не то, что представляют себе в меру своей испорченности те или другие пещерно-ущельно-хуторские племена . Для понимания смысла этого призыва нужно иметь тысячелетний опыт государственности и обороны государственности от степняков и западно-европейских варваров. Для этого надо иметь любовь в сердце, подлинное достоинство, испытывать радость труда, мыслью уметь обнимать всю Вселенную, а не только полоску бесплод­ного янтарного берега. Для этого надо быть человеком, а не человеко­образным гомункулусом, выведенным в большевистских лаборатори­ях интернационализма (а значит, агрессии и бесстыдства, паразитиз­ма и ненависти ко всему здоровому).

Сакраментальная фраза "Отрубить ему голову", произнесенная каким-нибудь бароном де Труа или герцогом Менжуйским, королем Анри IV или рыцарем Брианом де Гугу, — есть эпизод европейской истории, исполненный мужественного благородства и скорбной необ­ходимости. Та же фраза в устах Ивана Васильевича Грозного — явное доказательство наличия "азиатской деспотии", а заодно и "по­вального тупоумного рабства". Резня Варфоломеевской ночи, трид­цатилетние, а то и столетние религиозные войны, — тоже часть непременно величественной европейской истории. Опричнина — часть русской, дикой. Зверства европейцев на всех пяти континентах, включая людоедскую акцию ООН в Ираке — чуть ли не священные деяния "мирового сообщества" (какого собственно, сообщества?) — это "производственная необходимость". Наши же генералы если и появляются по ТВ, то должны доказывать, что мухи обидеть не чувствуют себя в праве. Ядерные боеголовки Англии, Франции, Израиля — это цветочки, вплетаемые в венок мира, наши — орудия тоталитаризма и угроза миру...

Все это доказывает гнилость европейской цивилизации. Гнилость и подлость. Глубинную. И ещё — факт оккупации России её врагами. И ещё — задурманенность наших голов, верящих всемирно-истори­ческому бреду мировых агентств и отечественных учебников истории. Миф о хранившей, и даже лучше нас сохранившей русскость, эми­грации культивируется для того, чтобы усыпить нашу бдительность: мол, при слиянии с "западной цивилизацией" нам удастся сохранить своеобразие во всей полноте и во всех формах. Нет, не удастся. И подобно тому, как через поколение-два русский человек становит­ся, как правило, человеком западным, так и сама Россия неизбежно станет лишь пародией на Запад. Этаким сумасшедшим Геркулесом, на потеху публике примеряющим дамские шляпки.

Западные люди, пишущие о России, начиная с Гербенштейна и прочих Олеариев, оценивали нас, естественно, с западноевропей­ской точки зрения, то есть без тени смирения, уважительности и с неимоверным высокомерием. То было хорошо или лучше, на их взгляд, что соответствовало или приближалось к стандартам европей­ской цивилизации. Их ледяные души и высоколобая тупость сказыва­лись на всех континентах, но по-разному. Сотни тысяч умерших в трюмах негров из Африки, миллионы истребленных коренных жителей двух Америк, непрерывные насилия и интриги на Восто­ке, — этот же стиль отношений наблюдался и в России, но был "смягчён" нашей мощью и угадываемой чуткими западными людьми духовной самобытностью, качественно, так сказать, более изысканной, превосходящей западную...

«Прощай, век!», стр.141-143